Происшествия Экономика Политика Общество Культура Отдых Спорт Выборы Спецпроекты Мнения
СКФО
Война в Ставрополе. Какой её увидели детские глаза?

Лона Демориани
Краевед Герман Беликов рассказал «Кавказ Пост» свои детские воспоминания об оккупации города.
Когда я пришла в краевой музей-заповедник, где сейчас работает Герман Беликов и лично познакомилась с этим чудесным человеком, я сразу же поняла, что беседа нас ждёт долгая и интересная. Все признаки были налицо. В первую очередь, Герман Алексеевич на ключ запер дверь в свой кабинет (как выяснилось позднее, весьма мудрое решение, ведь за время нашей беседы, ручку двери то и дело дергали, пытаясь войти), а затем краевед сгрузил на узкий письменный стол, накрытый пластиной исцарапанного стекла, целую стопку книг по истории города, написанных им самим. Именно к этим материалам он беспрестанно обращался во время нашего интервью. Герман Алексеевич оказался невероятно харизматичным и интересным человеком, а наша беседа пролетела совершенно незаметно. Признаюсь, все это время мне казалось, что мы одни в мире, наполненном его живыми воспоминаниями, которые, как лента кинохроники сменяли один кадр другим перед нашими глазами.
Помню, как живописно и прямо, как по канону, Герман Беликов нацепил на нос очки и, прокашлявшись, начал свой удивительный и страшный рассказ.
Краевед Герман Беликов.
Никаких боёв за Ставрополь не велось. Немцы просто вошли в город. Спокойно, едва ли не прогулочным шагом. Помню, что до этого вечно на улицах маршировали какие-то колонны, выли сирены, а тут ничего. Все просто драпанули. Я тогда мальчишкой был и всю оккупацию прожил в Ставрополе в большом многоквартирном доме на проспекте Карла Маркса. И помню многое так ясно, словно это вчера было. Когда немцы вошли в Ставрополь, они в первую очередь стали определять отношение к ним местных жителей. Надо признать, что встретили их у нас выжидающе и с опаской. А уже потом, убедившись, что никакой угрозы от местных не исходит, начали фашисты воротить дела.
Холокост

- Свой гнев немцы обрушили, конечно же, на евреев, - продолжал рассказ Герман Алексеевич. - И первыми стали брать именно тех «жидов», как их уничижительно называли, кто приехал в Ставрополь из других городов, районов и республик. Из Зеленчука или даже из Киева. Это в основном были хорошо обеспеченные и солидные люди. Всего их в нашем городе было более трех тысяч. Помню, как их собрали на бывшей Ярморочной площади. Обманули, конечно. Говорили, что переселяют в еврейское гетто, а на самом деле увозили убивать. Их расстреливали неподалёку от нынешнего ресторана «Лесная поляна», чуть дальше, где поворот на хутор Грушевый. Там их и хоронили. Но это были приезжие евреи, а ведь были и местные. Коренных евреев было всего около шестисот человек. Однажды их пригласили в здание, где находилось НКВД, это сегодняшнее ФСБ. Знаете, там страшные вещи творились, такая мясорубка, но это уже совсем другая история. Так вот, местных евреев машинами вывозили, куда придётся и убивали в разных местах, На Холодных родниках, например. Их тела сбрасывали в овраги и даже землёй не присыпали. А позднее, когда захоронение нашли, оказалось, что там все черепа пронумерованы. Это по данным немецкого гестапо.
Мальчишки с нашего двора

«Как я уже рассказывал, жил я во времена оккупации на Карла Маркса. Дом был большой, интересный, тимуровцев много. Они столько всего тогда делали для фронта и для победы. И шпионов, кстати, тоже ловили. Шпиономания была просто потрясающая, везде лозунги висели: "Лови шпиона!". Помню, мы – мальцы, выберем «жертву» и решим: Вот этот шпион, точно! Спрячемся за деревья и выслеживаем! Ну пацаны, что с нас взять?» - смеётся.

- Герман Алексеевич, – спросила я, - Я много слышала и читала о том, что зачастую немцы оказывались весьма приятными людьми, которые часто помогали местным жителям тех селений, куда входили, деньгами и продуктами. В Ставрополе тоже так было?

«Да, немцы нас кормили, поили, мы с ними даже играли. В футбол, например, или в снежки. Как сейчас помню, жил у нас в доме мальчик Витька по кличке Шпана. Играли мы как-то раз в снежки и бросил он снежок, а в нем камень попался. И когда Витька этот снежок кинул, случайно зарядил одному немцу в бровь и разбил ее до крови. Немцы тогда страшно рассердились, схватили его и бросили на козла, где дрова пилили, а потом притащили пилу! Вот переполох поднялся! Наши матери из дома высыпали, крик подняли. А Витька от страха даже штаны обмочил. Но, конечно, никто Шпану нашего распиливать не собирался, просто припугнули его так немцы.
Ставропольские тимуровцы.
- Герман Алексеевич, а расскажите о партизанском движении. Его, кажется, у нас и вовсе не было?
«Точно, не было. Хотя, существовало там одно на Ставрополье, но их же главарь всех и сдал, их тогда в концлагерь сослали. Но зато в Ставрополе были патриотические акции молодежи. Например, у нас в доме жили три девочки из моей школы, старшеклассницы. И вот решили они вдруг стать партизанками, дурочки. Пошли навстречу нашим войскам, а по пути немцы их перехватили и в сегодняшнем доме офицеров, на проспекте Октябрьской революции, тогда там находилась военная разведка, жестоко пытали. Помню, что мать одной из девочек, Нели Белявской, бросилась искать дочку. Она долго не могла найти её даже среди мёртвых, потому что если и находили партизан, трупы были настолько изуродованы, что понять ничего нельзя. А у Белявских была собака, большая такая и умная, так вот только собака и опознала Нелю. А ещё жил у нас в доме мальчишка Женя Алферов, мой сосед. Живой такой, лет 15-ти с небольшим. И было у него два друга: Володя Гайдай и Сережа Попов. Помню, что в то время действовал приказ, если молодежь, достигшая 16 лет, не работает на предприятиях, её насильно отправляют в Германию. И вот Женя водил машину, а немцы частенько отправляли его с поручениями. Поехал он как-то на нефтебазу, где у него произошла серьезная стычка с немецким офицером, который обозвал его «русской свиньей». Женя погорячился и ударил обидчика. А тогда всех провинившихся свозили в концлагерь, находившийся рядом с хутором Грушевым, в окрестностях озера «Кравцово». Попали туда Женя и оба его друга.

Володя Гайдай устроил диверсию на одном из заводов, а Сережа Попов собирал продукты и
медикаменты для военнопленных, с чем его и поймали. Ребята пробыли в концлагере вплоть до ухода немцев из города, а перед самым отступлением, мальчишек расстреляли. Я лично видел, как всех расстрелянных, в том числе троих друзей, в гробах привезли в центр города. Был целый митинг. Долго решали, где убиенных похоронить. Зима на дворе, земля мерзлая. Их временно схоронили в бомбоубежище, а уже весной перезахоронили на Холодных родниках».
Когда Герман Алексеевич замолчал, в комнате вдруг стало как-то пронзительно тихо. Даже часы не тикали. Тогда краевед снял очки, тоже, словно по канону, устало потёр переносицу, вздохнул и внимательно посмотрел на меня. Глаза не стареют вместе с телом. Даже в 85 они остаются такими же, какими были в 10 лет. Голубые, зелёные, золотисто-карие, серые…Всего несколько цветов и тысячи оттенков, миллионы зеркал, отражающих душу. У Германа Алексеевича не редкие васильковые или пронзительно изумрудные глаза, вовсе нет. Но его глаза удивительные, два маленьких витражных стёклышка в оправе из морщин.Они видели войну...
«Знаете, - подытожил краевед, - война – штука страшная и от нее нет противоядия. Поэтому, когда сегодня рассказывают о том, что необходимо делать в случае атомной войны, я только улыбаюсь! Да ничего делать не нужно! Заворачивайся в простынь и жди конца своего. Война – это все! Хана, ребята! И дай Бог, чтобы такого больше никогда не повторилось!»