Происшествия Экономика Политика Общество Культура Отдых Спорт Выборы Спецпроекты Мнения
Молодой режиссер из КБР Балагов «околдовал» кинообщественность «Дылдой»
«Кавказ Пост» разбирался, что значат в картине превалирующие зеленый и красный цвет, так ли важна лесбийская линия и почему в фильме душу царапает буквально все.
Когда время важнее места

О Кантемире Балагове всерьез заговорили после его триумфальной «Тесноты».
Когда же свет увидела «Дылда», стало ясно, что ученик Сокурова уже не такой уж и ученик, а состоявшийся профи, совершенно точно подходящий под «формулу», когда о «писательском классе говорит только вторая книга».
О 27-летнем Балагове можно говорить и спорить как о взрослом режиссере, без скидок.
«Фонтанка».отмечает: «Фильм странный, с лесбийской составляющей, обморочно красивый, изобилующий живописными аллюзиями, с военным, а главное, поствоенным анамнезом, символичный до судорог, в общем — всё, как мы любим».

Критики признают, что Кантемир щедро одаренный кинематографист, как губка впитавший все лучшее от учителя, от мастера, от Александра Сокурова.

В кино Сокурова время всегда гораздо важнее места. «Фонтанка» пишет:
«А время его — Вечность. И это слово он выкладывает из любых букв. Постичь именно этот истинно великий фокус он учит в своей мастерской молодых и одаренных кабардинцев».


«Раннее везение» Балагова тревожит Сокурова

Успехи Кантемира Балагова не являются случайными, полагает режиссер Александр Сокуров. В комментарии для «Кавказского узла» он сказал: «Должен заметить, что удачи в большом кино Балагова не случайны. Во время учебы он много, постоянно снимал. У него самое большое количество хороших учебных работ».

При этом мастер добавил, что кино – это не поэзия, а дело всей жизни, и потому он надеется на трудолюбивых и совестливых своих учеников.

По словам Сокурова, президенту Кабардино-Балкарского государственного университета Барасби Карамурзову "принадлежат все лавры за удачный опыт деятельности мастерской". Он также отметил, что ректор вуза Юрий Альтудов помогал в организации в республике съемок первых полнометражных работ.

Похвалил режиссер и сокурсниц обласканного Каннами Балагова: "Великолепно проявили себя девушки-студентки нашего курса. Умные, дисциплинированные, восприимчивые. Трудолюбивые. Очень ценю их. Вторым эшелоном шли молодые люди, молодые мужчины. Характеры молодых людей на Северном Кавказе крайне сложные - натуры возбудимые, хрупкие, часто невротичные. Многие не знают родного языка, и, видимо, никогда не овладеют им. Но и по-русски говорят не идеально. Именно их судьбы вызывали и вызывают у меня тревогу и сегодня. Желаю им преодолеть все трудности и одержать победу в тяжелой конкурентной борьбе по жизни и в профессии".

На грани самоубийства

«Новая газета» сравнивает первую полнометражную работу Кантемира Балагова - «Теснота», которая стала заметным событием, и «Дылду», которая никак не упражнение на заданную тему, а «полноценное, сложное и неудобное художественное высказывание».

Издание отмечает, что режиссер из КБР сразу поставил планку даже слишком высоко, смело, «на грани самоубийства».
Напомним, что в основе сюжета картины – история двух девушек, вернувшихся с фронта в Ленинград и тщетно пытающихся начать мирную, спокойную жизнь.

«Новая газета» пишет: «Решающая черта «ленинградской школы» в «Дылде» — актерская. Балагов идет по полузабытому германовскому (как бы это ни звучало невероятно) пути: поиска типажей, странных лиц, необычных внешностей. Большие роли в «Дылде» играют непрофессиональные актеры: музыканты, повара, просто прохожие… У Балагова играют не актеры и актрисы, а ресницы, уши, носы, подбородки, нищенская шапочка Дылды, даже позвякивающие в темноте на груди ее подруги ордена. Единственное узнаваемое лицо на весь фильм — Ксения Кутепова — тут неузнаваема».
В фильме царапает и травмирует все

Газета «Культура» отмечает, что Балагов взял безошибочный материал — двух женщин с изуродованной судьбой и психикой и поместил в среду послевоенного госпиталя, где лежат непоправимо искалеченные люди: «Атмосфера безнадежности и смертного томления в фильме Кантемира Балагова затягивает, словно трясина, готовая сомкнуться над отчаянно хватающим воздух ртом, и тем ужаснее, что подается это как нечто будничное, повседневное. Как то, чем, по мнению режиссера, дышал каждый гражданин страны-победительницы в первый послевоенный год».

В картине все извращено и перевернуто с ног на голову, материнство оказывается фальшивым и смертоносным, ребенок, символ начала мирной жизни и связанных с нею надежд, гибнет страшно и нелепо, госпиталь становится не местом исцеления и святого служения милосердию, а местом извращенно-картинной, почти эротичной смерти.

«Культура» пишет: «В фильме царапает и травмирует все — начиная от нелепо красных стен питерской коммуналки, до нестерпимо кричаще зеленого на этом красном фоне платья, в котором кружится, точнее, корчится, в одной из ключевых сцен героиня Маша. Все взгляды, улыбки — точнее, болезненные оскалы — патологичны и античеловечны. Все у героинь подчинено маниакальным попыткам зачать новую жизнь взамен загубленной. Попыткам страшным, неправильным, преступным и — бесплодным».
Никого не жалко, никого…

Издание также обращает внимание, что в фильме нет лесбийской любви, на которую постоянно прозрачно намекает режиссер. В нем вообще нет любви — никакой. Есть бесконечное садистское использование других людей бывшей женщиной, которая считает себя жертвой, а потому — «право имеющей» мучить и принуждать других — не забывая по ходу дела и в себя загнать пару ржавых гвоздей. Маша, воплощенный эрос, обольстительно-бесстыдная как сама Природа (зеленое платье тут несет до пошлости прямолинейную символическую нагрузку) выступает как собственная противоположность, ибо бесплодна душой и телом. Священный эликсир жизни в ней перебродил даже не в уксус, а в яд, который отравляет все, чего касается. Мария — святое имя, но здесь оно принадлежит обезумевшей демонице, живому мертвецу-вампиру. Маша страдает, но ведь и дьявол в аду не наслаждается.
Что касается ее подруги, то Ия воплощает в себе Танатос в чистом виде. Она вообще выглядит не вполне человеком, у нее нет собственной жизни. Даже ее имя всего лишь «хвостик» от имени ее подруги-госпожи, эхо этого имени: Мария — Ия. Она похожа на не вполне оттаявший труп из госпитального морга. Ия движется, как зомби и периодически застывает в странных и пугающих припадках полной безжизненности. Один из них в самом начале фильма и сгубил маленького Пашу — тоже очень странного и какого-то не вполне живого ребенка.

В «Дылде» вообще очень мало красивых людей и практически нет красивых поступков. Зато дела откровенно мерзкие и уродливые подаются как почти норма.

Фильм снят безусловно талантливо, актерские работы Виктории Мирошниченко и Василисы Перелыгиной безупречны. Героиням в полной мере сопереживаешь, но это сопереживание глубоко извращенное. У зрителя к финалу возникает одно желание — чтобы эти души, заживо терзаемые в аду, наконец, отмучились. Доходит до того, что когда нам показывают гибель некой девушки под трамваем, хочется верить, что это Ия, и испытываешь почти радость — но режиссер и эту противоестественную радость отнимает, оставляя зрителя в финале наедине с безысходным ужасом.

Марина Троневская